top
Главная














butterfly




















































































































































































































































































































































































































































































































































>


















Книга Н. А. Лазуко, О. А. Щетковой
«От Вас беру воспоминанья, а сердце оставляю Вам...».


Некоторые главы из книги «От Вас беру воспоминанья, а сердце оставляю Вам...»


Путешествие по Суханово с краеведом:
с Василием Антоновичем Чувашовым!

Н.А. Лазуко
 
Каждая новая поездка в Суханово дает очень много знаний и понимания истории своей семьи и истории России. А затем – понимание того, что я знаю мало и что надо бы ещё туда поехать… Мы с Ольгой договорились о встрече в июле с Василием Антоновичем Чувашовым и Альбиной Ивановной Носковой.

Две недели до поездки стояла жуткая жара: плюс 33! В день поездки – штормовое предупреждение: ветер, дождь, град.

Приехали во Введенку. Василий Антонович встретил нас словами:

— А вы, девки, везучие! Вчера жара была до 47 градусов на солнышке, а сегодня – облака и плюс 23!

Приехали в Суханово. Стали на месте сверять план деревни. Начали с левого берега.

Альбина Ивановна: — Эта часть деревни и улица назывались «Зарека».

Оглядываемся. Кругом крапива… Дошли до дома Аникиных.

Василий Антонович: — Вот тут их дом стоял. На горке. Дом был большой, но главное – был большой скотный двор и овчарня. После раскулачивания ваших в доме никто не жил. Здесь была колхозная ферма, а в дом заносили новорожденных ягнят и телят. В конце пятидесятых на ферме работала Анна Ивановна Чувашова. Вы с ней знакомы.

А.И.: — В 1958 году в Суханово привезли первый фильм показывать. «Свинарка и пастух». Показывали его на правом берегу на улице. Так овечки все сгрудились у ограды и тоже внимательно смотрели фильм с горки. Нас всех это очень рассмешило.

В.А.: — Внизу, к реке, стояла баня бревенчатая. Она, похоже, тоже была Аникиных. А потом она была общая, и вся Зарека мылась в ней. А теперь пойдемте, я вам наш родник покажу.

Отходим на два метра и видим выкошенную дорожку вниз к реке. Я:

— Василий Антонович! Это вы выкосили?

Чувашов В.А.
Чувашов В.А. на роднике за рекой.

В.А.:
— Да. Так-то не пройти было через крапиву-то…

Спустились к роднику.

В.А.: — Я его расчистил. Сгнившие бревна из сруба выбросил. Раньше-то высота сруба была метра полтора. Когда чистил, там ключ забурлил фонтаном. Сантиметров 30 в диаметре. Почистил и выход его опять сузил. Так всегда делают, чтобы не очень много воды утекало. Исход прикрывают большим камнем или листом железа.

Постояли у родника, который столько удовольствия доставлял всем сухановцам и который опять увидел людей, благодаря Василию Антоновичу. Какой же он молодец: и выкосил, и вычистил! И в такую жару!

В.А.: — Полдеревни сюда ходило за водой на чай. А часть – на ключ к Старице. Это на правом берегу, там, похоже, стоял дом ваших Курбатовых. Мы туда тоже дойдем.

Пошли дальше:

— А какие тут птицы есть? Мы с Олей видели крупную хищную птицу.

А.И.: — Это коршун.

— А на болоте куликали. Кулики?

А.И.: — Да. Их у нас пигалками называют. У Ушаковых было деревенское прозвище «Пигалки».

— А почему?

А.И.: — Не знаю. Коротовских называли «Зуйками»: «Зуйки кулачить идут». Коростиных звали «Простокишами», а потом «Простокишатами». Деревенские прозвища.

— А что это за синие цветы?

А.И.: — Это цикорий голубой. А это тысячелистник – порезная трава. А это, с желтыми цветочками, – лекарственный донник.

В.А.: — Влево – Балас.

— Почему «Балас»?

В.А.: — Балас – это крупнозернистый песок, почти мелкий гравий. С Баласа брали песок для отсыпки путей при строительстве железной дороги. Три месяца возили. Напротив дома Аникиных брали огнеупорную глину для кирпичей. На Бызухе – огнеупорная глина для крынок. Когда мои родители поселились после Белухи в Суханово, мама там глины набрала и крынок 60 сделала. Банок-то тогда не было. Все хранили в крынках.

— У вас что, гончарный круг был?

В.А.: — Нет. Круглую досочку ставили на стол и крутили, формируя кувшинчик. Потом сушили долго на солнышке, обжигали в печи, раскалив докрасна. После обжига кувшин выдерживали в квасной гуще. Он становился очень прочным. У меня и сейчас есть одна крыночка мамина. Мы в ней жвак выпариваем.

— А что такое жвак?

В.А.: — Смола из березовой коры. В крыночку наливали немного воды, сверху ставили чугунок с отверстием в дне. В него насыпали кубиками рубленую березовую кору, сверху все закрывали крышкой и ставили в печь. Вода гуляет под крышкой и вытягивает смолу. Смола оседает в крыночке – это жвак, а в чугунке остается горстка пепла. Жвак можно жевать, как сейчас жуют жевачку. Я вам дам попробовать, у меня есть. Моя мама говорила, что жвак жевать очень полезно: он из человека все зло вытягивает, а с ним и болезни. Осерчал на кого-то – пожуй и все пройдет…. Ну, что, пойдем на Бызуху?

— Пойдемте. А почему «Бызуха»?

В.А.: — Это когда животные встают на бызы. Их оводы и мошки донимают в июне-июле. Они бузят: нервничают, бесятся, встают на бызы. Поэтому и Бызуха.

— У Даля так же написано!

Пошли на Бызуху. Уперлись в овражек.

В.А.: — Обойдем. Овражка этого не было. Он недавно образовался. Вот этот берег крутой, как правильно написал Сычев… Отец рассказывал, что у кого-то изба была на самом овражке, а когда овраг прямо к дому подошел, он крикнул «караул», и всем миром ему избу разобрали и перенесли в безопасное место. Вообще-то улиц в Суханово было не 3, а 4: Зарека, Бызуха, Главная и Задняя. На Бызухе стояли дома только богатых. Они были сложены из толстых бревен. Дом Куликовских знаю, что там был. На каменном фундаменте. Большой дом 10 на 10. Нашим деревням, тем, что стоят близко к железной дороге, не повезло: старые дома разбирали и бревна увозили через Сладкий Разъезд в Петропавловск (казахстанский) или в Челябинск для строительства домов. Может, еще и стоят где?.. Рассказывают, что, когда железную дорогу построили и пошел первый паровоз, все побежали смотреть. А машинист, для усиления впечатления, дал гудок. Так все от страха на землю попадали. Это где-то 1896 год. Потом на первую машину бегали смотреть…. Давайте поднимемся на горку: оттуда вид на всю деревню открывается.

Пока поднимались, набрели на удивительную клубничную полянку. Клубники там видимо-невидимо! Сели угощаться. Невозможно оторваться.

Фото
В.А.: — Ну и везучие вы, девчонки! Вчера бы мы так не понежились: утомительная жара не дала бы.

Взошли на горку. Красиво. Просторно. Вся Суханова как на ладони.

В.А.: — Березки наросли. Вид загораживают. Эта горка первая от снега освобождалась. Тут молодежь всегда гулянья устраивала. Вечерки.

— Так значит здесь моей прабабушке в марте — апреле 1905 года пропели частушку «Опозорили девчоночку: посватался вдовец»?

В.А.: — Здесь. Где ж ещё?

Пошли на правый берег. На месте стали сверять предварительный план. Мы с Олей удивились:

— Как же вы это все запомнили?

А.И.: — Да она, эта наша деревня, перед глазами стоит как живая…

В.А.: — А в 1909 году большой пожар был. Выгорела почти вся правая сторона до Старицы.
Я:
— А про пожар нигде не написано. В статистической ведомости за 1914 год говорилось, что число дворов увеличилось по сравнению с 1900-ым годом.

В.А.: — Не знаю… Про пожар мне мама рассказывала. А дома? Может отстроились быстро? К этому-то времени хорошо жить стали.

Я:
— А почему статистическую ведомость 1869 года подписывал речкаловский писарь и староста?

В.А.: — В Сухановой был старший, а староста был Введенский и он со старшего спрашивал.

Сравнивая план на местности, дошли до Старицы. По Далю «старица» (с ударением на «и») – это старое покинутое русло реки. Подошли к нему по узенькой тропинке между крапивой, высота которой в некоторых местах была за 2 метра. Сильна! Спугнули двух лягушек. Они булькнулись в родничок.

Фото
У родника Старица.

В.А.: — Это хорошо: значит вода чистая. Лягушки в грязной воде не живут.

Попили воды. Вкусная. Холодная.

В.А.: — Дальше болотце. Перед Старицей стоял дом. Я думаю, Курбатовых. А в глубине, на островке, стояла кузня. Тоже, думаю, курбатовская.

— Что значит «на островке»?

В.А.: — Она между болотом была и вот этим овражком. За болотцем был большой, потом колхозный, и очень хороший сад. Не знаю чей. Малины было много, черной смородины, ранетки…

А.И.: — Тут ещё детсад недалеко был. Я в садик не ходила. Мама моя в совхозе «8-ое марта» работала и к колхозу «Первомайка» отношения не имела, поэтому меня и в садик не брали. А мне скучно было, и я к детям прибегала играть. Играть-то мне с ними разрешали, а вот когда они полдничали, всем давали ранеток, а мне нет. Они красненькие такие были, с желтой мякотью. Так мне их хотелось! Так я плакала!

Пошли дальше. Дошли до двух огромных тополей.
Фото
Тополя, посаженные первыми поселенцами.

В.А.: — Я думаю, что эти тополя первопоселенцы посадили. Им лет по 200. Ну что? Вот и вся деревня.

— А на сколько она протянулась?

В.А.: —Километра полтора или два. Вокруг деревни был забор – поскотина – специальное ограждение, чтобы скотина в поля не выходила и посевы не губила. За это на хозяина скотины налагался большой штраф. Поскотину ремонтировали по 3-5 метров – каждый свой участок. Так же и дорога была поделена на участки: если выбоина образовалась перед домом, хозяин должен был ее заровнять и присыпать песком. Поэтому дороги в деревне были ровные и хорошие. Сколько домов получилось?

Оля посчитала:
— 97.

В.А.: — Число жителей резко сократилось после взрыва 1957 года. А потом укрупнение, а потом перестройка…

Идем по дороге во Введенку.

В.А.: — Да! Повезло вам с погодой! Не жарко, и комаров ветерок сдувает. А я однажды видел смерч из насекомых. Косил я как-то и обратил внимание, что насекомых нет. Стал оглядываться и вижу, что их смерч столбом крутит да ещё и перемещается! Интересно. А ещё я как-то видел Змея-Горыныча.

— Как это?

В.А.: — Видел я как-то, как летел над дорогой огненный шарик с хвостом. Очень на Змея – Горыныча похож.
— А может, это была шаровая молния?

В.А.(смеется): — Может. А может и Змей-Горыныч. А отсюда видно, как с Байконура ракеты запускают. Небо красное становится на юго-западе.

А.И.: — А я как-то видела странное зарево на востоке: небо неправдоподобно красное с красными языками. Мы потом долго все удивлялись: «Что бы это значило?»

В.А.: — Наверное, ядерные взрывы. Тогда же не знали, как это опасно. И полигон не так далеко… А зарево-то да-алеко видать.

За разговорами и не заметили, как дошли. Договорились после обеда сходить на кладбище. Подходим к дому Василия Антоновича.

В.А.: — Сначала я вон тот дом построил, но потом семья быстро росла, и я решил еще один дом построить. Вот этот. Но потом одна бабка нам капнула, и жизни не стало. Тогда я решил построить ещё один дом побольше. Вот в нем мы и живем 38 лет уже.

— А что значит «капнула»?

В.А.: — В деревне же всегда ведуньи есть. Бабки и бабушки. Бабушки только светлое знают, лечат. А бабки – и темное и светлое знают. Бабушки бабкам мешают: клиентов перетягивают. Поэтому бабки бабушкам вредят. Моя мама бабушкой была. И вот одна бабка ей в отместку нам «капнула».

— А в чем это выражалось?

В.А.: — Трудно стало в доме жить. Вот, кикиморки морочат и воду мутят. Ссоры и прочее… А в новом доме все хорошо стало!

Пообедали. Посидели на веранде. Хорошо! Пошли!

Кладбище оказалось очень маленьким и каким-то «домашним».
Я необъяснимо не люблю кладбища. Мне там очень тягостно. А здесь…

В.А.: — Когда идешь на кладбище, надо крупу с собой какую-нибудь взять: рис там или пшено… Я рис взял. На этом кладбище везде могилы. Мы идем по дорожке, а раньше тут были могилы. Я разбрасываю зерно и говорю молитву, за всех, кто тут похоронен и ваших в том числе: «Помяни, Господи, всех честных родителей в царствии своем и сотвори им, Господи, вечную память и вечный покой!». А если за кого-то конкретного молишься, то надо имя говорить.

У меня щипнуло в глазах и невольно выступили слезы благодарности за то, что кто-то молится здесь за моих предков… Какой же удивительный человек! Дай Бог ему здоровья на долгие годы!
Фото
Старый постамент на кладбище.

В.А.: — Ваши-то могилы в центре кладбища там, где большие тополя. Прапрадеда вашего, убитого в 1922-ом году, хоронить должны были здесь. Нигде иначе. Тут в центре много каменных надгробий стояло. Богатых. Да вот: постамент мраморный…

Подошли. Постамент. Тех лет. Сфотографировали. Василий Антонович разбросал зерно.

В.А.: — А это могилы Курбатовых. Все равно, думаю, что они вам сродственники…

— Это да… Я думаю, нам тут все сродственники.

В.А.: А это могила Луки Суханова. Лука-то Феклисту племянник был. А Екатерина-то Курбатова, что на переезде живет, от Феклиста род свой ведет.

— Как же вы все это помните и знаете?

В.А.: — Отец рассказывал.

Иду и удивляюсь. Нам ведь много кто чего в детстве рассказывает, а мы крутим головой: не до того. Как же памятлив и приметлив был мальчик Вася Чувашов лет 60-65 тому назад. Удивительно цепкий ум.

В.А.: — А я считаю, что не надо на могилы кресты ставить. Крест же животворящий: жизнь творит. По мне лучше звезда. А крест- это для живых.

Закрыли за собой кладбищенскую калитку. Не спеша идем во Введенку.

Следующее по плану – интервью с Альбиной Ивановной. Оля, Альбина Ивановна и Василий Антонович остались на дороге, а я пошла за своими бумагами. Возвращаюсь. Компания увеличилась: подошли ещё две тетушки. Поговорили. Они:

— Вася! Я за тобой наблюдаю, дак ты девок-то молодых хорошо слышишь, а нам все «глухой-глухой».

Посмеялись. Действительно, Василий Антонович плохо слышал, но дней за 10 до нашего приезда, на Троицу, стал слышать. Я опять невольно думаю о чуде, которое сотворили наши предки: их истории, история деревни должны быть написаны, а без Василия Антоновича – никак. Вот и слышать стал, и погода…

Пришли к Альбине Ивановне и ахнули:

— У вас домик ладненький и чистенький, как у феечки!

Казалось бы, все простые вещи, а всё вместе смотрится сказочно хорошо: уютно, чисто, шторочки кругом и прохладно. Волшебница.

Записали интервью. И поплакали и посмеялись. Пошли к Василию Антоновичу ужинать.
Ужиная, вспоминали местные словечки. Альбина Ивановна:

— Убродно. Значит, не пройти, занесено снегом, например.

— Шишток, — говорит Екатерина Яковлевна и рассказывает:
— Ко мне внучка приехала и спрашивает: «Куда можно бумажку выкинуть?» Я – ей: «Да вон, поди, на шишток положи». Она вышла, вернулась и говорит: «Там нет никакого шишка». Я: «А куда бы это ему подеваться? Пойдем, посмотрим».

— Так что же такое «шишток»?

— Шишток? – Шесток у печки.

— А это где?

Оказалось, что это в самой печке. Когда огонь разведен, весь мусор сдвигают в печь, и он сгорает.

— Кратче – значит потихоньку.

— Утленький – значит тихий, послушный.

— Подвес или прошва – прикроватное украшение по низу и сбоку кровати.

Легли спать. Тихо-тихо. Все спят, а я никак не могу уснуть: дергает ноги. Я отродясь столько не ходила.

Екатерина Яковлевна встала ранехонько, а в 6.30 Василий Антонович уже проводил корову в стадо. В 7 встала Оля, а я никак не могу проснуться. Оля:

— Вставайте, граф! Вас ждут великие дела!

В.А.: — Так граф Сен Жермен велел своему слуге будить его по утрам: «Вставайте, граф! Вас ждут великие дела!»

Посмеялись. Я:

— А который час?

— 7.30.

— Да что ж так рано ждут дела?

На сегодня по плану интервью с Пелагеей Никаноровной Чувашовой, с Анной Ивановной Чувашовой, зайти к Ушаковым, а потом на переезд к Курбатовой.
Зашли за Альбиной Ивановной. Она:

— А у нас сегодня большой Престольный праздник – Прокопьев день. Раньше в этот день гулянья были. С утра – на покос, вечером – за стол. В этот день поп свою паству объезжал на дрожках. Это называлось «Славить». Он у каждого дома останавливался, и ему что-нибудь выносили. Кто масло, кто яйца, кто денег. У нас была Агафья Крысантьевна Мокина, так вот ее отцу поп дал имя «Крысантий» за то, что родители его ничего попу не вынесли, а вскоре младенца крестить принесли. Так он Крысантием всю жизнь и прожил. И смех и грех! В колхозные-то времена в этот день выходной давали: «Все равно гулять будете!»

Пришли к Пелагее Никаноровне. Устройство дома у нее называется «Через сени – горница». Вроде все понятно, а звучит колоритно. К Пелагее Никаноровне забежала подружка Александра Васильевна Ивина. Угощенье принесла. Она с утра уже сбегала за клубникой в лес, настряпала ватрушек и пришла угощать… Да, долго же я спала…
Записали интервью, составили дерево и выбрали фотографии. Ах, какая же она была красавица!


Пришли к Анне Ивановне. В сенках – смешные котятки. И опять очень своеобразный дом. С мощными надворными постройками. Дома, как люди, все разные!

Фото
Пелагея Никаноровна Чувашова и Александра Васильевна Ивина.

Записали интервью, посмеялись, попрощались и пошли дальше. К Ушаковым. Навстречу попались Пелагея Никаноровна и Александра Васильевна: они уже из магазина бегут! Ну и тетушки! Ну и энергия! Ну и дружба! Хохочут и все нипочем!

У Ушаковых два раза удивились.

Анна Григорьевна:
— Мой дед звонарем был. Когда раскулачивание-то началось, почти все служащие при храме побросали свои дома и уехали в Сибирь, не дожидаясь, когда их сошлют.

Значит, можно было все же уехать? А может, и Аникин Федор Иванович уехал? Курбатовых-то точно со многими сухановскими в Мончегорск сослали. И они там потом поддерживали друг друга и роднились, как рассказала Альбина Ивановна.

И второе.
Анна Григорьевна:
— Дом-то ставился и украшался под хозяина: какой он масти? Бубновой? Крестовой? Такие и украшения делали.
Дом с бубновыми украшениями я видела: это бывший дом протоиерея Образцова.

Идем обедать. Я:

— Василий Антонович! Я все про убийц этих думаю… Как листаю метрические книги конца 19-го века и как встречаю там запись «деревни Пестовой», так все время думаю: «Где-то тут родились и крещены были мальчики, будущие бандиты»… Вы что-нибудь знаете?

В.А.: — Да. Знаю. Главаря звали Боев. У них шайка 5-6 человек была. Они не только вашего прапрадеда убили, но и еще несколько человек. Они женщину в леске пестовскую убили. Она два пуда муки с мельницы везла. Она же всех их знала, они и убили ее, чтобы не опознала. А деда вашего, когда убили, так он на хуторе не один был: там была работница. Она там за коровами ходила и хлеб пекла. Коров 25 там было. Так вот, когда Ивана Максимовича убили, она очень плакала и говорила: «Не убивайте! Я-то, почему за чужое добро должна погибать?». Это они на суде показали. Но они ее все равно убили, чтобы она их не опознала. А старуха-то в это время в деревне жила: дом караулила да хозяйство вела. Когда банду поймали, главарю удалось убежать из-под стражи. Остальных осудили, и они все сгинули в тюрьме: тогда очень плохие условия содержания в тюрьмах были…. А Боева-то этого спустя 40 лет обнаружили в Мишкино. Его свои сельчане признали. Не знаю, под своей ли он фамилией жил или под чужой…. И не знаю, как наказали.

— А откуда вы все это знаете?

— Отец рассказывал. А про 40 лет – молва. А ещё отец рассказывал, что прапрадед ваш был очень высокий и крепкий. Он в 70 лет на деревенских гуляньях вызывал на соревнования молодых парней: «Давайте, ребята, вокруг деревни на перегонки? Кто меня обгонит, тому ставлю четвертную водки!». А в 75 его убили.

Попрощались и поехали на переезд к Екатерине Ивановне Тузовой (Курбатовой). Её не было дома, и мы остались её ждать. Пришла электричка из Мишкино. С ней приехала и к нам навстречу шла… тетя Юля! Вылитая тетя Юля, бабушкина сестра.
 
Фото
Е.И. Тузова (Курбатова)

Сели за стол познакомиться. Заговорили, и сходство стало почти стопроцентным: тот же язык, тот же юмор, та же самоирония.
«Детства-то мы не видели. Голодно, а на полках только горе одно и лежало».
«А у меня-то все хозяйство: рубаха с перемывахой…»
«Ни песен, ни басен!»
И выражения колоритные:
«Мы в колке живем» – в лесочке.
«Втимили» – вбили в голову.
«Захрулили мою карточку в регистратуре» – потеряли.

Час прошел, как одно мгновение. Попрощались. Поцеловались. Сомнений нет: мы родня.

Сели в электричку. Поделилась с сестрой удивлением от схожести…. Надо будет обязательно сюда еще приехать…. Мы ведь только приоткрыли дверь…

butterfly

©  Ватутина Александра, 2007-2008

Хостинг от uCoz